Репортаж из Львовской исправительной колонии №48 в день открытых дверей.
Наконец за стеной тумана начинают виднеться невысокие кирпичные здания, плотно покрытые белой известью и синими информационными таблицами – это Львовская исправительная колония №48.
На пункте пропуска пусто и темно, двери с дрожащими стеклами удаётся открыть с большим усилием, видимо, на территорию колонии заходят через ворота, которые и сейчас открыты. У пункта пропуска появляется человек в форме, он со скукой смотрит в сторону гостей-журналистов, нетерпеливо слушает цель визита, делает звонок и уже спустя несколько минут я у канцелярии, где женщины с вечерним макияжем выдадут мне специальный пропуск в колонию.
Также свой пропуск ожидает долговязый Василий в шерстяном пледе и дхоти, он представляется аюрведическим врачом и с презрением наблюдает за образовавшейся бюрократической машиной: канцелярия не может выдать пропуск без подтверждения из пенитенциарной службы, в службе не отвечают, время течёт, и врачу остается смиренно ждать подтверждающего звонка.
Подполковник Юрий, который будет сопровождать нас всё время, переживает, что гости едва ли успеют к окончанию киносеанса, на котором присутствуют заключенные. Поторапливаемся.
У входа в колонию маячат четыре пары выпученных глаз в военной форме, здороваются, пропускают вовнутрь. Молодая женщина за толстой стеклянной ширмой и металлическими решетками просит оставить ей телефоны, сим-карты, планшеты, диктофоны, деньги, колющие, режущие, и вообще, лучше оставить ей всё.
В стеклянных окнах трёх металлических дверей мелькает худощавое лицо человека в цивильной одежде, стало быть, мы совсем близко. Вхожу первая. Двери не поддаются: одна из них открывается к себе, другая от себя, а между делом, лицо заключенного приближается с каждым шагом и совсем скоро он окажется на расстоянии вытянутой руки, а, может, и ближе. Последняя дверь открывается сама, за ней ещё один заключенный и два конвоира. Такая случайная встреча приводит в неловкость только гостей.
Взгляд заключенных полон детского интереса. Улыбаются, пытаясь не замечать нашего то ли страха, то ли смущения. Высокий и почти высушенный молодой человек берёт стопку книг, которые принёс с собой врач Василий, и, обгоняя конвоира, ведёт нас вперёд. Проходим между бетонных стен высотой не меньше 2-х метров, выше них – пятна склеившейся ржавой сетки, на которую раз за разом с лаем прыгает немецкая овчарка.
Дверь захлопывается и мы оказываемся в колонии. Вокруг непроходимая темень. Наш караван движется по узкому тоннелю, с еле виднеющимися белыми гипсовыми плитами, которые обрамляют дверные проёмы без дверей.
Заключенный сообщает, что впереди ждёт ступенька, которую не видно из-за отсутствия какого-либо освещения, дальше нужно пригнуть голову, чтобы не удариться, затем ещё одна ступенька. Он с удивлением спрашивает у сопровождающего, почему тот не взял фонарь, но не получает ответ.
Тоннель приводит к лестнице, лестница подводит к двери, при открытии которой раздаётся протяжный звонок. По разветвлённым коридорам хаотично передвигаются заключённые. Здесь тусклый свет и спёртый воздух. На стенах висят портреты выдающихся украинских писателей, композиторов и общественных деятелей.
В комнате, где на маленьком экране телевизора пролетают заключительные сцены документального кино Сергея Андрушко, находится 13 заключенных.
По всему видно, помещение предназначено для особых мероприятий: нехоженый ковролин, встроенные в белоснежный потолок светильники, бронзовая статуэтка, аквариум и даже мягкая мебель, которая, возможно, в советские времена принимала гостей полковников или генералов.
– Девушка, не фотографируйте, я не хочу, чтобы меня фотографировали, – вырывается из дивана, что под окнами.
– Поднимите руку, пожалуйста, я вас не вижу.
Крепкий молодой мужчина, в ухоженных замшевых ботинках, поднимает руку, и я обещаю больше не делать с ним фото. Позже подполковник расскажет, что это львовянин, который годом ранее участвовал в вооруженном разбое.
Заключенные, которые сидят у выхода, осматривают гостей скорее от скуки: из встроенных в телевизор колонок доносятся лишь отрывки фраз, а о субтитрах говорить не приходится – они сливаются в белые полоски.
Фильм кончается и на арену выходит врач Василий. Первые несколько минут мужчины с недоумением смотрят на поклонника аюрведы, вероятно, из-за его необычной одежды.
Василий рассказывает, что ведические знания, при правильном использовании, могут способствовать закрытию тюрем и даже прекращению воен на Земле. Такие серьёзные заявления начинают тревожить слушателей, один из них несколько раз требует предъявить документ, который мог бы подтвердить компетентность его высказываний.
Истории исцеления, которыми делится врач, становятся веселей с каждым разом. Например, одна его пациентка, страдавшая от болей в печени, перед сном примотала к этой области тела книгу по Аюрведе – к утру женщина исцелилась. Василий очень гордится своей успешной работой, но называет себя "травинкой, на поле ведической науки".
– Поймите, то время, которое вы здесь проводите – это золотое время. Пока остальные ходят на работу и полны забот, вы можете развиваться и постигать ведические знания.
После таких слов врача, в немом удивлении застыли даже конвоиры.
Начальник социального отдела предлагает пройти в соседнюю комнату, где два проповедника читают Библию вместе с заключёнными. Здесь заняты все лавки, и седоволосый мужчина, завидев меня, учтиво подвигается.
Каждый держит в руках Библию. У моего соседа она вся измята и перемотана скотчем, а страницы, которые он листает, помечены разноцветными фломастерами. На коленях у него лежит тетрадь, где записи сделаны без единой помарки, с ровными пропусками через каждые три строчки. Он тянет руку вверх и начинает протяжно и вдумчиво читать послание Иеримии.
Мужчины даже не реагируют на щелчки фотокамер, так сильно они увлечены чтением.
Лекция аюрведического врача подходит к концу и я спешу познакомиться с кем- то из заключенных. Невысокого роста лохматый человек говорил неразборчиво, он был не против дать небольшое интервью, но подполковник попросил его уйти. Позже окажется, что у мужчины психическое расстройство, а несколько лет назад он зарубил мать топором.
Начальник социального отделения предлагает поговорить с парнем, который вёл нас по тёмному тоннелю.
Это Володя, ему 28, он родился и вырос в Бурштыне, Ивано-Франковской области. Это вторая судимость Володи, он был совсем юным, когда сел за кражу в особо крупных размерах. В общей сложности, Володя провёл 13 лет в местах лишения свободы. Сейчас он отбывает срок за массовую драку, которая закончилась фатально для одного из её участников.
Заключенный работает дневальным в колонии – это может поспособствовать его досрочному освобождению.
– Володя, вы жалеете, что ваша жизнь складывается именно так, за решёткой?
– Важко сказати. І да і нєт. Було б добре, якби не тут, але не хотілося б сидіти під градами.
– Почему вы начали воровать?
– Це були легкі гроші. Я подумав, нащо працювати, якщо можна вкрасти.
– Как думаете, больше не попадёте сюда после отбывания срока?
– Від тюрми не зарікайся, – смотрит в сторону подполковника и улыбается.
У Володи есть две сестры, одна из них на заработках в Польше, есть ещё отец, но его не навещают в колонии, а только звонят. Он был женат однажды, но завести детей не успел.
– Чем вы будете заниматься, когда выйдете отсюда?
– Є один театр – Еммануїл, я грав у ньому, ще коли сидів у Самборі, – достает из кармана штанов коллективное фото переодетых людей с его участием.
– То есть, вы хотите стать артистом?
– Да.
Я прощаюсь с Володей, желая ему как можно раньше покинуть это место, в свою очередь, он благодарит меня за визит.